Катя, расскажите, о чем эта история? Чем она заинтересовала лично вас?

– Во-первых, сценарий Окно жизни мне понравился тем, что это очень мирная история, а для меня сейчас это очень важно. Это 12 историй про маленьких детей, про рождение и отстаивание жизни. Кроме того, мне всегда было интересно сыграть врача, и сейчас такая возможность, наконец-то, представилась. Открою вам секрет – у меня даже есть свой личный прототип моей героини. Поэтому сомнений никаких не было, я увидела этот персонаж и почувствовала, каким он должен быть. И сама проблема, поднятая в сериале, не оставляет меня равнодушной. Любопытно, после того, как я прочла сценарий,  мне стали регулярно попадаться статьи на эту тематику, с разными точками зрения на проблему беби-боксов. Кто–то высказывается за, кто-то – против, лично я, как и моя Вера Соколова, за беби-боксы. Когда ребенка оставляют в них, хотя бы знают, что о нем позаботятся. Так мы сохраняем наш генофонд. 

Вы упомянули о реальном прототипе Веры Соколовой. Кто это? Ваша подруга-врач или кто-то из членов семьи?

Читай также: Владимир Горянский: Нельзя просто взять и стать актером

– Нет, не совсем так. У меня двое детей (сыновья Иван и Филипп – прим.) и периодически приходится обращаться к врачам за помощью. Я не хотела бы называть имя, но у меня есть знакомая врач, тоже зав отделения в больнице в Петербурге, и когда я читала сценарий, сразу представляла себе именно ее.

Вы ей рассказывали, в каком проекте сейчас снимаетесь? Возможно, советовались?

– Нет еще, но при случае обязательно расскажу. А на счет советов, я прекрасно знаю и помню, кто такой врач-неонатолог, хотя это довольно молодая профессия. Также я советовалась с девушкой, которая сейчас учится на неонатолога, но в результате я все-таки руководствуюсь своей интуицией и личным опытом. Мне не нужно было что-то придумывать, искать и докапываться, во мне это уже было. Я чувствую доверие группы, происходят, конечно, некоторые корректировки, что-то мне подсказывает режиссер, но сам образ выстаивается естественно. И мне кажется,  я чувствую его правильно.

Как вы относитесь к тому, что процесс отказа от ребенка происходит анонимно и практически исключает дальнейшую ответственность за содеянное?

– Думаю, что вопрос ответственности в данном случае – это скорее христианский вопрос. Я не то чтобы пытаюсь оправдать таких людей, но мне кажется, что в любом случае человек продолжает жить с грузом на сердце, с грузом своего поступка. Что-то же должно было толкнуть его на такой шаг – отказаться от своего ребенка. Оставляя этих людей с таким решением, мы наоборот еще более усугубляем их ответственность и чувство вины. Мне кажется, что тот факт, что неродные люди могут позаботиться о твоем ребенке, а ты – нет, должен быть еще более мучительным для них.

Но проблема эта глобальная, она существовала во все времена. Например, фильм Чарли Чаплина Малыш – тоже об этом… Сейчас очень много  об этом говорят, и о проблеме человеческого выбора. Но все равно люди будут совершать такие ошибки, даже если им запретить. В России хотят отказаться от беби-боксов, я же, как и люди, которые отстаивают их необходимость, считаю, что лучше ребенок полежит полторы минуты в беби-боксе и о нем позаботятся, дадут шанс на жизнь, чем его оставят где-нибудь на свалке…

На ваш взгляд, можно ли найти оправдание человеку, который решил оставить своего ребенка?

– Положительных героев играть сложнее всего, и мне везет на такие образы. Моя героиня действительно пытается войти в положение, понять и оправдать таких людей. Наш режиссер Максим Паперник даже как-то сказал, что у Веры такой немножечко иконописный образ. Хотя лично мне, как матери, понять такой поступок сложно. Однако ситуации бывают разные, и в жизни у меня на самом деле схожая позиция с моей героиней – я пытаюсь всех оправдать и принять.

Актриса Екатерина Решетникова: Положительных героев играть сложнее
Актриса Екатерина Решетникова: Положительных героев играть сложнее
пресс-служба телеканала Украина

По сценарию, некоторые родители, оставившие ребенка в беби-боксе, одумываются и хотят вернуть его. Стоит ли давать им второй шанс?

– Цель Веры Соколовой – отстоять жизнь ребенка любым способом. Но есть у нее еще одна функция, что мне очень в ней нравится, она пытается вернуть матерей или родственников на пусть истинный, пробудить в них материнский инстинкт. Она понимает, что для ребенка главное – быть с близкими людьми, с отцом, с родственниками... И этих людей она пытается пробудить. Ведь, может, если в вашей жизни появляется ребенок, это значит, что вам все-таки суждено быть с ним? Моя героиня берет на себя колоссальную ответственность за то, что уговаривает забрать малыша. Но она верит в то, что делает. Что касается меня, я хоть и не психолог, но тоже чувствую людей и пытаюсь проникнуться ситуацией. Если мы говорим про истории, схожие со сценарием, то однозначно стоит давать второй шанс. Но бывают же и другие ситуации. Тут нельзя однозначно ответить, каждый случай индивидуален, и вспоминая некоторые ситуации из реальной жизни, я понимаю, что далеко не всегда стоит давать второй шанс.

В центре сюжета – спасение ребенка, подброшенного в так называемое окно жизни. Сейчас эта тема обсуждается не только на бытовом, но и на государственном уровне. Некоторые считают беби-боксы орудием войны против традиционных семейных ценностей. Что вы думаете на этот счет?

– Орудием войны? Сложный вопрос… Все зависит от того, как в дальнейшем этот ребенок будет расти, вкладывается ли в него любовь, вхож ли он в социум…  Мне кажется, мы все немного уже подустали от так называемой демократии в отношениях, поэтому, наверное, и тянемся к традиционным ценностям. Но это на самом деле не имеет никакого отношения к беби-боксам, они тут не при чем. Детей всегда подкидывали к церквям, монастырям, больницам… Просто с беби-боксами это уже научно-медицинский подход, более щадящий во всех смыслах. Я уже говорила, что, как и моя героиня, в отличие от многих чиновников считаю, что беби-боксы необходимы. Подброшенный ребенок – это страшное событие, для всех страшное. Но если так уже случилось, пусть будет этот ящик, который спасет ему жизнь.

А вы в детстве не мечтали стать врачом?

Читай также: Режиссер Максим Паперник: Особенно трудно сейчас найти грудничков для съемок

– Мечтала моя бабушка-блокадница, я же хотела быть ветеринаром. А бабушка очень хотела, но из-за войны и из-за того, что на врача надо долго учиться, она отказалась от своей мечты. Однако, видимо и во мне это где-то сидит. А еще мой младший сын поговаривает, что хочет стать врачом, чему я очень радуюсь, но что-то мне подсказывает, что он забредет во что-то творческое. Мне бы хотелось, чтобы кто-то в семье был врачом. Но это такая степень ответственности. У меня тетя – старшая медсестра, в ее окружении я наблюдала, как живут медики, их юмор, как общаются, как лечат… Так что у меня еще один есть прототип. И сейчас я ловлю себя на мысли, что  они к жизни и к болезням более здраво относятся. Мы все время охаем и ахаем, но это ведь же тоже часть нашей жизни. И я чувствую, что в этом смысле тоже становлюсь по-хорошему циничной, проще отношусь к проблемам со здоровьем.

Максим Паперник рассказывал, как во время съемок в больнице, она из пациенток клиники приняла вас за настоящего врача…

– Да! Это было очень смешно. Ведь атмосфера-то съемочная, ходят постановщики, светотехники, стоят камеры... А я вся сосредоточенная на своем тексте, готовлюсь к сцене, и видимо у меня было такое состояние, что женщина решила, что я врач и всячески пыталась втюхать мне справку на подпись. Это было очень забавно, но для меня это был высокий комплимент, меня приняли за настоящего врача!

Соколова – заведующая детским стационаром. Какие качества необходимы для этой работы? Подойдет ли для нее профессионал своего дела, но с холодным сердцем?

– Нет, тут холодное сердце не сработает никак. Но в то же время, если на твоих глазах часто кто-то умирает или наоборот – ты спасаешь жизнь, невозможно же все время горевать по этому поводу или пребывать в эйфории. Хотя врачи очень переживают, они просто это не показывают.  И это сложно. Нам-то легче, мы можем выплеснуть свои эмоции, а тут ты должен их сдерживать. Ну а с холодным сердцем просто невозможно отстаивать и бороться за жизнь. Важна крепость духа и вера в то, что ты делаешь, уверенность в своих решениях и выдержка.

Как вашей героине удается понять, кто из потенциальных родителей способен вырастить ребенка и сделать его счастливым?

– Ее проницательность. Есть же такие люди, которые чувствуют, и она из таких. Вера чувствует людей, смогут они или нет. Она симпатизирует кому-то в момент выбора. Даже если она понимает, что, возможно, по закону не права, но сердце ее направляет, кому передать заботу о ребенке. Иногда жизнь такие обстоятельства преподносит, что мы не понимаем,  как ориентироваться. А есть такие люди, как, например, мой персонаж, которые могут подсказать. Но Вера тоже не столь однозначна. Ведь окажется, что у нее у самой не родной ребенок. Так что получается, она не голословно уговаривает этих людей. Она сама через это прошла.

Ваша героиня все силы отдает работе. Хотела бы она завести свою полноценную семью?

– У нее есть семья – муж МЧС-ник и сын. Со стороны кажется, что все у нее хорошо – она успешный врач, жена и мать, но что-то все-таки не так. Потом выяснится, что ребенок – не родной, именно поэтому он обращается к ней не мама, а по имени, а муж постоянно уезжает в командировки и находится в рискованных ситуациях. Она всегда находится на грани, даже в своей личной жизни, она очень уязвимая. И не так у нее все гладко и замечательно. Сын немного аутичный, с ним надо работать психологу – это их с мужем проблема. Да, есть такой конфликт, она не может уделить много времени своей семье. Но уйти из профессии – тоже не выход. Это очень тяжело, я по себе знаю. Если она уйдет – все равно не сможет жить спокойно, в каком-то смысле это тоже ее детище.

Насколько, с вашей точки зрения, справедливо по отношению к ребенку, когда мама большую часть времени уделяет заботам о других детях, а не о собственном сыне.

– Трудно ответить на этот вопрос. У меня у самой двое детей. Но мы хотим и карьеру построить, и что-то дать своим детям, и это наш постоянный выбор – вечное метание. Но мне кажется, что все должно быть в меру. И дети должны понимать, что ты нужен там, и они это потом поймут. Я, например, помню,как готовилась к спектаклю и месяц меня практически не было дома. А потом мой старший сын пришел ко мне премьеру и после спектакля со слезами на глазах сказал: “Мама, я понял, почему тебя не было!“ Для меня это была высшая оценка! Я чувствую его гордость за своих родителей.

Дети должны понимать, что мы чего-то стоим в этой жизни. У тебя должен быть свой тыл в виде работы, ты должен  реализовываться. Ну уйдем мы в домохозяйки, а потом они скажут,что с нами даже поговорить не о чем. Я знаю ситуации, когда ради детей бросали все и отдавались им полностью, а потом, когда дети взрослели и уходили из семьи, родители теряли смысл жизни. Поэтому я понимаю, почему Вера не может бросить свою работу. Когда ты столько сил и души вкладываешь в свое дело, оторваться практически невозможно.

Актриса Екатерина Решетникова: Положительных героев играть сложнее
Актриса Екатерина Решетникова: Положительных героев играть сложнее
vokrug.tv

А вы приглашаете сыновей на съемочную площадку?

– Нет, почему-то именно на съемочные площадки я их никогда не таскаю, стараюсь держать подальше от производственного процесса. Иногда они могут прийти ко мне на спектакль, но на репетиции я их не зову, потому что все время переживаю, что им будет скучно. Но мы постоянно говорим о том, чем я занимаюсь, я многое им рассказываю, иногда вместе смотрим мои работы, и они делятся своими впечатлениями. Хотя мой старший сын все равно пошел в артисты, так что он уже отравлен этими театральными и кинотеатральными вещами.

Что самое сложное в ее работе? Приходится ли ей идти на хитрости, чтобы исполнить свою миссию – спасти каждого ребенка?

– На хитрости? Даже не знаю, Вера ведь такая вроде бы правильная и старается делать все по закону. Но с другой стороны, когда она знакомится с потенциальными спонсорами, включает свое женское обаяние, применяет  чисто женские козыри. Можно ли это считать хитростью? Когда ты чувствуешь, что можешь помочь, что это твоя миссия, ты идешь на любые ходы, возможно, даже  обходишь законы, чтобы отстоять жизнь. Будешь куда–то бежать, лезть в окна, если перед тобой захлопывают дверь… Это, кстати, тоже проявление материнского инстинкта. И он у нее он очень развит, хотя биологической матерью она еще не стала.

Находит ли она в конечном итоге свое счастье?

Читай также: Шарлиз Терон: Меня всегда очаровывали образы серийных убийц

– Счастье, наверное, это баланс и гармония, о которых мы говорили ранее. Конечно, ей бы этого хотелось. Но Вера, как мне кажется, еще его не достигла. В ней есть огонек, который горит, а вот как он горит сильнее или тише – все зависит от ситуации. Счастье вообще неоднозначное состояние, ведь можно просто слушать в машине хорошую музыку и чувствовать себя счастливым, или наблюдать пейзаж за окном и понимать, как же хорошо жить. Или играть в фильме и осознавать, насколько ты сейчас наполнена и как тебе хорошо.

Как вы думаете, почему эта история может быть интересна зрителю?

– Мне кажется именно то, что она похожа на нашу жизнь, привлечет зрителя. Ведь практически у каждого есть такая история, у знакомых, соседей и т.д. Тема, поднятая в сериале, очень актуальна сейчас. Понятие выбора, вопрос беби-боксов, абортов, контрацепции… Мы всегда об этом думаем. Даже если общество против беби-боксов или если нет однозначного ответа  – пускай думают, взвешивают, оценивают, принимают решение.

Насколько я знаю, на всю России существует всего 11 беби-боксов, это совсем ничего для такой территории и такого количества населения. Может, люди посмотрят этот фильм и задумаются, поймут что это все-таки нужно…Но для этого в обществе должен быть очень высокий уровень культуры. Ведь все мы склонны к осуждению матерей и на этом все заканчивается, и мало кто думает о причинах таких поступков. Мало кто думает, как позаботиться о брошенных детях, как воспитать общество так, чтобы сократить к минимуму количество брошенных детей. А запреты, как известно, ничего не решают.

Напомним, сериал Окно жизни стартует на канале Украина с 18 апреля.